Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email&#160;protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Они вновь вернулись на треклятый автовокзал уже к отходу последних автобусов. Лихорадочно пробежав список пунктов, напоминающих по названиям «Кузьминки-Кузнецовки», Филимон увидел, что пунктов таких сорок восемь, но автобусы еще отправлялись только в три точки: Малые Кузаки, Козаки и Кузьки.

Голос диктора-информатора неожиданно произнес:

— Внимание! Через пять минут с третьей платформы отправляется автобус до станции Кузьки! Граждане пассажиры, занимайте места в автобусе согласно купленным билетам.

Филимон решительно направился к кассе и потянул за собой упирающегося Тараса:

— Нет смысла, старик, все равно попадем на губу! Давай лучше рванем к моей тигрице, у нее подружки — такие же зверюги!

Он впихнул друга в автобус и объяснил смысл поступка:

— Пока есть шанс — нужно пытаться найти эти учения!

— Какой шанс? — бухтел Тарас. — Тут нас сразу бы в военную комендатуру отвели, а в этих е...х Кузьках посадят к ментам!

— Вы сынки, часом не полигон ищете? — повернулась к ним с переднего сидения старушка в белом платочке и с корзиной в руках.

Филимон и Тарас растерялись от неожиданности, но делать было нечего и Филимон сознался:

— Ищем, мамаша, ищем.

— Так вам нужно в самый раз, в Кузьки! Только не нужно в центр ехать! Петро! — громко позвала она водителя. — Ты остановись у старого колодца, там хлопцам нужно выйти.

— На «секретку», что ли? — уточнил водитель.

— Ну, да, — согласилась старушка, — а куда же еще оттуда попадешь. Филимон и Тарас только взглянули друг на друга и примолкли, опасаясь

поверить в свое счастье.

Через минут сорок езды по ухабам разбитой дороги водитель остановил автобус и дружелюбно посоветовал:

— Вы хлопцы по дороге не ходите, там патрули ездят. Чешите лесом, вон к тому огоньку! Там второе КПП — разберетесь.

Старушка сунула в руки Филимону и Тарасу по яблоку, и они остались на дороге в полной тишине и непроглядной тьме.

— Пойду работать шпионом, — потрусил головой трезвеющий Тарас, — все секреты продам москалям!

— Тогда народ тебя вычислит и забьет кольями! — охладил шпионский пыл товарища Филимон.

Они совершенно спокойно подошли к запасному КПП и услышали оттуда совершенно неуставные ахи и вздохи, издаваемые явно существами противоположного пола. Тарас осторожно взглянул в окно и тут же отпрянул назад:

— Ну просто рукопашная схватка! — восторженно произнес он. — Настоящие боевые учения!

Словно по невидимой нити, указывающей маршрут, друзья протопали по военному городку. Над стальными задвижками ракетных шахт, под тусклыми лучами нескольких фонарей болталось развешенное на веревках белье, да громко выясняли отношения коты и кошки.

Они сбросили с себя гражданские куртки, и когда натолкнулись на часового, то вызвали лишь удивление у знакомого бойца из соседней роты:

— Вы чего после отбоя шляетесь?

— Да нас послали на второе КП, а назад не можем дорогу найти! — мгновенно сообразил Тарас, пряча за спиной тяжеленную сумку, которую часовой, слава Богу, не приметил.

— Валите к своим к пятой казарме, а то построение проспите!

Часовой лениво пошлепал по периметру городка, а Филипп и Тарас благополучно протиснулись в двери спящей казармы.

У дневального глаза полезли на лоб, когда он увидел появившиеся привидения, но «дядьки» сделали ему знак молчать и быстро нашли себе свободные места на походных кроватях.

Подъем прозвучал как выстрел из пушки, но удивленные взгляды соседей по роте не успели перерости в вопросы: в казарму широкими шагами прошествовал капитан Дуб, в сопровождении обеспокоенного лейтенанта Нетруненко.

— Смирно! — рявкнул дневальный и приготовился доложить по уставу.

— Отставить! — грозно пробасил капитан.

— Убью суку Денисенко! — тихо шепнул на ухо Филимону Тарас.

Именно в этот момент капитан отыскал взглядом усы Филимона и еще раз рявкнул:

— Курсант Таргони, на выход!

Филипп выполнил команду и замер под сверлящим его насквозь взглядом капитана и под совершенно изумленным взглядом лейтенанта.

— Как успехи, артист, — подошел вплотную к Филу Дуб, — готов к боевым действиям?

— Так точно, пан капитан! — браво отрапортовал Филимон.

— Ну, ну, герой, это тебе не на сцене шпагой размахивать! — неожиданно высоким тенорком проверещал Дуб. — Тут, понимаешь, поклонницы все начальство звонками засыпали, прямо умирают без тебя! Приказано передислоцировать. Взять личные вещи и через три минуты быть в штабе!

Филимон успел только шепнуть на ходу слова благодарности и извинения лейтенанту, а Тарасу с полной уверенностью сказать, что «Денисенко не сука.» Собрав наскоро вещички, он прибежал бегом к помещению штаба, и когда вошел к капитану с докладом, слова застряли у него в горле.

За столом, рядом с расплывшимся от галантности и коньяка капитаном сидела московская барыня, Елена Николаевна. Она приветливо улыбнулась и сказала уставшим голосом:

— Нам пора, господин капитан!

— Везет же некоторым тараканам усатым! — сверкнул игривым глазом капитан Дуб и подмахнул росчерком пера бумаги, лежавшие на столе.

Филипп давно подметил одну постоянную особенность своего персонального календаря: все самые крупные неприятности в его жизни заканчивались сразу после дня рождения.

Первый звонок прозвучал в конце ноября: его разыскал отец и позвал домой. Дома маленькая сестренка кинулась ему на шею, и никто не стал читать ему никаких нотаций. Его попросили только соблюдать правила приличия — приходить не очень поздно и не курить в квартире. Он догадался, что главным двигателем в переменах была жена отца. Филипп уже давно, трудно, но очень сознательно приходил к тому, чтобы в один прекрасный день назвать ее мамой.

И день пришел.

Семья получила вызов на переезд в Америку.

Каким образом удалось бабушкиному брату после полувековой разлуки разыскать своих сестер, никто не знал, но официальные бумаги свидетельствовали о том, что путь в страну молочных рек и кисельных берегов был открыт для всей семьи.

Камнем преткновения, как всегда, оказался Филипп. Ни о какой Америке он даже разговаривать не хотел, что страшно возмущало отца, и новый конфликт замаячил на горизонте алыми парусами. Но ссора не состоялась.

— Мы не можем распоряжаться его жизнью! — остановила возмущенные речи отца его жена, и все вокруг умолкли.

Филипп подошел к ней и, обняв за плечи, тихо сказал:

— Спасибо, мам…

Она сделала вид, что ничего не произошло, что все — как всегда, но и она сама, и бабушка Аня утирали невольные слезы, и все разом стали как бы светлее и радостнее.

Все это случилось в декабре, а уже в январе Филипп начал готовиться к повторным экзаменам, и помогать ему вызвался веселый и талантливый комик, по имени Юрий. В принципе, Юрий был многогранным артистом, но анекдоты и хохмы били из него через край, а в острохарактерных ролях он был раскован и органичен, и доводил «до поросячьего восторга» юных поклонников комедийного жанра.

Алла Петровна не ревновала к новому помощнику и мудро подталкивала Филиппа к любой возможности получить максимум полезной информации.

— Никто не знает, дорогой мой, — попыхивала она сигареткой, выставив свои божественные ноги посреди гримерки, — кто и когда толкнет твою судьбу в нужную сторону. Обидно, когда ты оказываешься не готовым к этому толчку и падаешь на той дороге, по которой должен был пробежать с ветерком.

Филипп ничего не отвечал. Он ни секунды не сомневался в том, что его время пришло. В нем созрела такая уверенность, что вместо дрожи и страха перед будущим экзаменом он испытывал жгучий азарт и желание поскорее испытать на прочность собственные предположения.

И надо же было такому случиться, что на одну из его репетиций с Юрой заглянул один из самых известных артистов тетра, Аликпар, который давно уже перекочевал в театр академический и заглядывал к старым друзьям исключительно по случаю «поводить козу». И в этот раз он теребил Юрия и говорил, что водка в буфете может кончиться, но тот усадил его на стул и сказал:

— Послушай парня, хороший материал!

В этот день Филипп читал приготовленную на экзамен поэму про героя- партизана и просто ощущал себя этим мальчишкой, которого немцы вот-вот расстреляют на майдане.

Когда он умолк, Аликпар вскочил со стула, странно подбросил плечи пиджака вверх и сказал:

— Юра, я вернусь через полчаса.

Тоном, не предполагающим возражения, он приказал Филиппу:

— Идем со мной.

Сразу у главного входа он поймал такси, и через десять минут они уже были в помещении академического тетра, а через пятнадцать — Филипп стоял перед человеком, имя которого произносили с благоговением все абитуриенты театрального института.